Пространство будущего – или «страдательный» залог инноваций в России? Вопросы к проекту научно-технологической долины МГУ

Задает вопросы и анализирует «ситуацию с инновациями» главный редактор Ecolife Александр Самсонов:

1. Научно-техническая долина строится в Москве, а не в Новосибирске, Екатеринбурге, на острове Русском или «острове» Крым. Почему? Очевидно лишь потому, что здесь легче обеспечить инвестиционный залог – жилищное строительство, которое будет иметь «гарантированную» стоимость. Однако это не более, чем гарантия высоких цен сегодня и совсем не факт, что высокие цены на столичную недвижимость сохранятся навсегда и строительные компании останутся надежными партнерами будущей долины. Осенью 2015 года «грандиозные финансовые проблемы некогда крупнейшей строительной компании „СУ-155“ стали очевидны, — пишет Максим Логвинов, руководитель агентства недвижимости «Красная Горка». По оценкам участников рынка недвижимости, порядка 15% российских строительных компаний уже находятся в зоне риска банкротства. Рынок может изменить положение дел с конъектурой застройки в любой момент. И что тогда прикажете делать с великой стройкой? Надо сказать, что и строительство 3-х новых корпусов МГУ  «в эпоху Лужкова» — когда рынок недвижимости «умел» только расти, отнюдь не было быстрым и простым делом – в общей сложности процесс занял около 20-ти лет. Поскольку в случае «долины» речь идет о гораздо более масштабном проекте, то вопрос выходит на уровень всей страны, как справедливо отметил в своем описании проекта ректор МГУ. Напрашивается вывод, что речь все же будет идти о стабфонде — чтобы компенсировать волатильнсть рынка чем-то  сравнительно незыблемым. Но и ресурсы стабфонда небезграничны, а «цену вопроса» пока никто не озвучил, поэтому «потянет» ли, примет ли на себя такую нагрузку стабфонд страны – неизвестно. Если речь идет о стоимости строительства отдельного микрорайона Москвы, то насколько современной может быть стройка в отношении решений уже сформулированных в стандарты «зеленого» строительства? Если вспомнить большие российские проекты последней пятилетки – Олимпиада в Сочи, университет на острое Русском и конечно Сколково, то назвать все эти проекты вполне «зелеными» нельзя – отдельные элементы «зеленого» макияжа есть, но международную «зеленую» сертификацию – ни по версии LEED, ни по версии BRIM с этими проектами не пройти. Таким образом нет никакой гарантии, что новые помещения – в том числе офисы класса А и даже А+ будут обладать хотя бы минимальным набором решений по экономичности энергосистем, поддержанию чистоты воздуха и  освещенности. Нет никаких гарантий и того, что жилая площадь, которая является инвестиционным залогом для всей долины, также будет выдержана в духе высоких требований зеленой застройки с применением современных достижений. Следует отметить, что в «зеленом» строительстве здания рассматривается на всем жизненном цикле – вплоть до разборки и утилизации мусора, поэтому  зеленый стандарт частично отвечает на вопрос о том, насколько легко модернизируется то, что здесь может быть построено. Вполне возможно, что для научного парка нужна идеология универсального модульного «трансформера».
2. Учитывая информационную составляющую  — еще одно «И», на которое обратил внимание Владимир Миловидов, в проектируемой системе должны быть реализованы прорывные технологии для реализации научной и технической коммуникации, которая по сути связывает любой социум, а для научного «улья» является главным связующим его работы. Здесь есть несколько стратегий, причем реализовать каждую из них до конца невозможно, поэтому придется «комбинировать». Для коммуникации одно из первых мест занимает размерность пространства, которую подняли до невиданных высот возможности сотовой телефонии и Интернета, однако развитие коммуникации здесь почти исчерпано тем, что одновременное общение возможно лишь в небольшом числе измерений – например почте+телефон+viber. Ускорение коммуникации происходит за счет запараллеливания разных процессов. По сути происходящее можно назвать социальным вычислением некой «истины» и параллельная архитектура позволяет это вычисление многократно ускорить. Параллельные практики создания безразмерной энциклопедии «Википедии» лишь демонстрируют возможности процесса, но пока не используют его «всерьез» — для достижения решения значимых задач. Наконец надо различать синхронные и асинхронные практики, различие которых демонстрирует обучение по системе Академии Салмона Хана – здесь индустриальный век, кренящийся в учебных классах начинает обретать формы постиндустриальной свободы. Примерно такой же асинхронной свободы добиваются исследователи, но здесь нужны эффективные критерии проверки и аудита, чтобы не уйти в «нирвану».
3. Информационное «И» содержит не только с коммуникацию, но и проблему накопления и сохранения баз данных. Можно представить себе процесс накопления данных как квази-генетическую структуру, так как внутри них находятся базы виртуальных заменителей генов ( «мемов» по Докинзу)  — это мемы знаний, умений, технологий, конструкций, результатов исследований, статей и книг.  Это такая новая библиотека, чем-то  напоминающая архив Интернета, но более структурированная и конечно включающая в себя не только канторовскую «пыль веков», но и прежде всего — самые современные и свежие публикации и практические разработки. Это многоуровневая архитектура, каждый следующий уровень которой обобщает данные о динамике и способах создания «мемов».   в том числе знаний о форимровании новых, свежих баз данных и возможностями управления доступом к ним. При доступе к знаниям нужна и система адаптации – это визуализация, такая как 3D –computing, уже применяемый в обучении, или технологии голографии от Microsoft, и наконец, системы популяризации знаний – начиная от science fiction и вплоть до выставок и районов, где музеи создают «научные аномалии».
4. Вопрос форсайт-сессии  — касающийся прототипирования, и то как будут организованы вычисления сверхмощного компьютера «Ломоносов» — имеет важную энергетическую составляющую – хватит ли имеющихся в районной энергетике мощностей для обеспечения производственных и вычислительных мощностей? Не придется ли подгонять по Москве-реке одноимённую с компьютером плавучую платформу «ломоносов» с атомным паровым котлом? В тоже время вместо этого или очередной блока ТЭЦ, можно построить мощный накопитель холода, чтобы экономить энергию, намораживая газ ночью и размораживая его днем. Накопление энергии является сегодня для энергетики приоритетным трендом. Но может оказаться, что такой проект просто «не впишется» — если новая ТЭЦ уже будет строиться – московские энергетики вновь окажутся «в шоколаде», а новизны – ни в экологии района, ни в научном развитии будущего энергетики, в проекте, очередной раз, так не возникнет.
5. Будет ли загружен «западный» компьютер российским софтом – это другой, но тоже вполне достойный ответа вопрос. Связанный вопрос –  суперкомпьтер «Ломоносов» уже к концу строительства долины будет не самым современным – ведь на смену идут квантовые компьютеры, которым нужны криогенные температуры. Вновь возвращается вопрос, а не сделать ли энергосистему с применением криогенной техники, для использования  сверхпроводников уже сейчас? Для сверхпроводящих материалов порожденных исследованиями ВТСП нужны уже далеко не сверхнизкие температуры – многим достаточно жидкого азота и даже углекислоты. А жидкий азот и углекислоту в виде сухого льда, можно получать прямо из воздуха, очищая при этом атмосферу от «углеродного следа».
6. Наконец логистика. Надо сказать, что на территории современного МГУ проблема никак не решена – машины стоят на одной стороне проспекта, а на другой стоянки настолько мизерные, что даже не стоит пытаться найти там парковку. Строились новые здания университета недавно, почему же про парковку забыли?  И даже там, где место для паркинга есть – около корпуса Ломоносовский, вопросы управления парковкой решены просто – путем ее запрета. Однако когда вопрос решается более чем на 200 гектарах – запретом не обойтись. Неужели вопрос вновь отойдет ведомству транспортного департамента Москвы, успешно ставящим нас в пробки, а потом доблестно «закапывающим» бюджет во все магистрали города? Стоя в пробках последние годы мы должны продолжать верить – в светлое будущее!?  При этом постройка электро-заправок, в отсутствие дешевого отечественного электромобиля вызывает у автолюбителей только одну реакцию – «не верю!».
7. Кстати, вопрос с электромобилем, от которого в употреблении пока что осталась только «неуставная» буква  Ё, поднимает, возможно, самую большую и больную проблему долины, да и всей российской инноватики – несформированность рынка для игры «малых форм»,  из которых потом должны вырасти большие.

Обсуждение начнем с характерной «фигуры непонимания» огромной корпорации и стартапа, сформулированная в выступлении представителя такой корпорации – Роснефть, Владимира Миловидова. Корпорация силится, но чаще всего не может «разглядеть» для себя  смысла в предлагаемых ей проектах. Для совета директоров компании смысл должен выражаться в прибыли, но проект-стартап обещает ее лишь в непрогнозируемом будущем, а вложений требует уже сегодня. Причем вложений не таких уж и малых – если говорить о том же Ё-мобиле, то для «подъема» такого проекта нужны уже не миллионы, а миллиарды инвестиций.

Российский автопром не назовёшь слишком успешной в мировом отношении отраслью – если в мире 90 миллионов автомобилей выходят на рынок ежегодно, то не более 3-х миллионов выпускается в России, причем половину делают наши партнеры из фирм-гигантов.

Видно, что за первое полугодие 2015 года в России сделано менее миллиона машин, причем, по всей видимости – с учетом реэкспорта машин, собираемых на конвейерах Калининграда. На мировом рынке российский автопром не виден, поэтому проектов требующих больших вложений ему «не поднять». На Ё-мобиль не хватило тех денег, которые выделялись Михаилом Прохоровым, пока риски расходов казались ему разумными. Владимир Туманов, один из технических лидеров и «отцов» проекта Ё-мобиля, выступая на конференции в Сколково расставил акценты таким образом: «БМВ, Мерседес, Тойота вкладывают в новый автомобиль от 2 до 7 миллиардов долларов. Мы попытались сделать без этих денег — это была авантюра основателя этого проекта Андрея Бирюкова, поддержанная Михаилом Прохоровым на $200 миллионов долларов. За эти деньги мы хотели создать производство 45 тыс. авто в год, но оказалось, что чудес не бывает — это нереально». (конференция по теме накопителей энергии проходила 14-15 октября 2015 года в Гиперкубе, Сколково).

На тему того, как возникают «чудеса» — приведем мнение руководителя гигантской корпорации Unilever, по размаху и охвату продаж следующей сразу за Apple и Microsoft: «Новая, устойчивая к изменению климата, экономика станет двигателем инноваций и новых бизнес-моделей. И компании-лидеры знают об этом. Взгляните на компанию Tesla, которая произвела 40 тыс. электромобилей в 2013. Это совсем немного, но ее капитализация оценивается почти в половину стоимости General Motors, которая произвела около 9 миллионов машин за тот же год. Это ничто иное, как ставка рынка на то, что в будущем даст прибыль» (лекция в Солково 20 октября 2015 г.) .

Таким образом, нашим старт-ап проектам надо научиться «поднимать» деньги для практической реализации – иначе инноваторство в России останется «в коротких» штанишках и пионерских лозунгах, тогда  как мир будет продолжать перемалывать, «вычислять» и материализовать великолепные идеи, столь часто рождающиеся в России, но «утекающие» на западный рынок. Термин «утечка умов» меняет следствие и причину – на запад утекают не умы, а возможности реализации проектов, не подкрепленные реальными «ставками» рынка, а уже следствием этого является распад коллективов, остановка «социального вычисления истины» — и бегство обманутых идеалистов. Разочарование или боязнь разочарования – вот движущая причина утечки мозгов, вот системная ошибка, которая постоянно воспроизводится в России.

Государство не успевает за прогрессом – и это понятно – оно большое и инерционное. Корпорации не успевают – потому что они «обслуживают» прибыль акционеров и не могут ей рисковать. Государственные деньги и риск — это две вещи несовместные, уверен Михаил Лифшиц, R&D директор РЕНОВА и СЕО «Ротек». «Государственные деньги — это не только Счетная палата, но и проблема эффективности крупных корпораций. В результате у нас инновации перестали рождаться в крупных компаниях, потому что вся система публичной компании, нацеленная на отчетность перед электоратом, акционерами и государством, восстает против риска. Разработка — это всегда риск, она может получиться, а может и не получиться» — см. интервью.   

Инвестиции, сравнимые с капитализацией самой компании – в размере деятков миллиардов долларов, несомненно повышает риски для основного бизнеса. Это классическое противоречие непонимания крупного бизнеса и нового начинания – из-за него Стив Джобс и множество других инноваторов становятся «чужими» в созданных ими компаниях и бывают вынуждены уйти.

Но дело не в деньгах утверждают R&D директора крупных компаний – денег у компании много (см. публикацию сессии R&D  Open Innovation). Как правило, дело оказывается в рисках, которые компания и ее менеджмент не могут и не готовы нести. А для проекта дело вновь оказывается именно в деньгах – когда спрашивается, почему так мало проектов реализовано. Выход из этого противоречия так и не смогли найти созданные в России институты инноваций – Роснано, РВК и Сколково, хотя их собирали наиболее отытные и эффективные менеджеры, рекомендованные правительством России.

Для «материализации» стартапа в виде рыночного продукта, выделенных денег, как правило, недостаточно, что приводит к болезненным разочарованиям. Для «подъема» старапов до уровня производства недостаточно бюджета R&D самой крупной корпорации, хотя он составляет несколько десятков миллиардов рублей. Даже если «смысл» стартапа лежит в области основной деятельности компании, успешной на мировом рынке, далеко не факт, что компания будет вкладывается «по мировому», чтобы достичь результата. За примерами не надо далеко ходить. В  нефтянке – добыча на шельфе развивается черепашьими темпами, «фректинг» практически прокляли, технологии добычи «трудно-извлекаемых» запасов не развиваются, использование ПНГ (попутных газов) только началось – после многолетних увещеваний и «сигналов» от Правительства и лично от президента Путина.

Чтобы решать проблемы нужно собрать финансовый кулак – это очевидно. И заслугой «самого эффективного менеджера» — Анатолия Чубайса, по мнению Михаила Лифшица является «ноу-хау» — как создать предприятие, которое имело бы отраслевой, венчурный грант –вот это Анатолий Борисович пробил, в этом его заслуга. Таким образом, заслуга и даже лидерство топ-менеджера сегодня понимается в российском бизнесе как умение найти верный язык в общении с властью, заставить ее сформировать «кулак» — критическую массу административного и финансового ресурса.  Это понимание характерно — поэтому российские инновационные команды, которые сегодня,  как правило «набирает» крупный бизнес ( «от природы» ориентированный на государство), настроены  исключительно на «глянцевую»  презентацию проекта власти – именно поэтому так трепетно и проникновенно звучит просьба-предостережение Виктора Вексельберга.

А что в результате? Президенту страны, который тоже ждет и даже требует инноваций, приходится пользоваться «летающими топорами» или же рискуя собой, кататься на российских моделях автомобилей, несмотря на то, что пользование ими, как правило, не обходится без употребления буквы «ё».  Возможно это полезно, как деталь более общего политического поворота к российскому продукту, но в каждом конкретном случае требует слишком больших затрат времени и сил на конкретный проект, тогда как в целом инновационный вопрос никак не решается – не потому что «коридоры власти» против, а потому что инноваций не видно на просторах России.

Действительно, даже если презентация прошла успешно, счастливо удалось избегнуть возможности «поскользнуться» на лаковом паркете, избежать захватов и подножек опытных конкурентов по забегам «во власть» и найти надежную навигацию «в коридорах» — эти «паркетные инновации», как правило, нежизнеспособны. Почему? Дело в вероятности. Слишком невысока вероятность собрать деньги и финансы в единый кулак, а уж его «удержание» — это вероятность (или невероятность) более высокого порядка – дело  требует непрерывного внимания, фактически дежурства «у подписывающей руки». Когда  у власти «полон рот» других проблем, на «горящих» на фронтах внешней политики, – ей чаще всего некогда, да и назойливость просителей раздражает. Однако и дистанцироваться от проблемы инноваций крупному бизнесу невозможно – ведь термин «принуждение к инновациям» часто используется властью в буквальном смысле. При том, что ситуация в этом случае ровно обратная, чем в случае с инновационным глянцем, ничего хорошего и эта ситуация никому не дает. Забег ученых во власть с тем, чтобы поддержать очередную инновацию, СЕО «Газпром нефти» Александр Дюков с раздражением называет лоббизмом, — «в котором „некоторые ученые“ преуспевают вместо того, чтобы заниматься реальной инженерией проектов в режиме без сна и покоя, как это делает бизнес». Нельзя не согласиться с Дюковым в том, что инженерная «хватка» у нас  ослабла. Но инженерные кадры вымирают и не возобновляются просто потому, то масштабных новых проектов все нет и нет и нет новых рабочих мест. А почему они должны появляться, спросите вы? Собрали команду ученых и проектировщиков – ее надо кормить, куда еще расти?  Однако именно вопрос роста – практически самый важный вопрос во всем нашем обсуждении.

Если мы спросим себя — как члены команды Колумба оценивали его идею приплыть в Индию «с другой» стороны,  то первое, что придет в голову — это была авантюра! И это ответ на вопрос, почему именно так характеризует инициативу Андрея Бирюкова, лидера проекта Ё-мобиля, член его команды. Однако если капитан уверенно пользуется навигационными инструментами и покровительством королевы, а команда – парусами, то у них есть все шансы, чтобы «заглянуть» за горизонт и увидеть там новые, неизведанные земли. И тогда обязательно найдется Магеллан, который снарядит следующую авантюру-экспедицию, и Кортес, который организует конкисту в terra incognita. Возникает движение, которое остановить нельзя – возникает Америка, как часть света, как большая часть ойкумены нынешнего человечества, вклад которой столь быстро возрастает, что становится даже слишком навязчивым. Однако возникновение США  как одной и самых быстро растущих экономик мира показывает модель роста в действии.

Здесь важно, что возникло пространство – пространство как новая площадка и пространство новых целей и смыслов, сконфигурированное так, чтобы в нем было возможно быстрое развитие, и что бы оно могло поддерживаться. «Конкисту» технических идей мир переживает постоянно – технические революции устали сменять друг друга, и теперь им на смену пришли компьютерные революции и закон Мура. Для этих революций  нужны только виртуальные территории – вместо прерий новые поколения смело устремляются в просторы Интернета, используя вместо секстанта не GPS, а Google. Британский журналист Питер Марш в книге “,» называет этот процесс развёртыванием кривой опыта. Эта кривая  – экспонента, обнаруженная еще Эббингаузом, которая характеризует как приобретение, так и потерю (!) знаний, а в компьютерный век эта кривая «материализуется» в виде закона Мура. Это экспоненциальный рост, который проявляется не только в удвоении каждые два года плотности транзисторов и памяти компьютеров, но действует и в отношении площадей установленных полупроводниковых солнечных элементов, ветряков и других новых источников энергии.

Поиск, использование и даже конкиста в новое пространство не останавливается – это характерная черта инноваций. Борьба за передел уже поделенных рынков – занятие скучное, тяжелое и опасное – как и война. Гораздо перспективнее – открытие нового пространства и это путь всегда выбирают инновации – и ведут за собой рынок. Именно ведут, а не бредут за «морковкой» экономики, привязанной к носу осла. Поэтому если и удается «пробить» в верхах ресурс для создания инновации, дальше этого дело не пойдет  – если нет рыночного спроса. Чтобы его сформировать, государство должно правильно расставить «флажки» для забега сборных, а не помогать одной из них, отмечает Михаил Лифшиц в своем интервью. Иначе и проект «Маруся», ориентированный на ВИПов правительства и «народный» Ё-мобиль оказываются в одинаковом – незавидном – положении. Поэтому научная долина, где бы она ни находилась –  в сквере МГУ, в деревне Сколково, новом кампусе Новосибирска или на острове Русском,  должна создавать, прежде всего, перспективу нового пространства развития для участников рынка. Элон Маск своими проектами отлично продемонстрировал, что таким пространством может быть и новое видение космической «конкисты» — как бизнеса космических полетов, так и будущее электромобиля – как бизнеса развития накопления энергии, а не сжигания топлива. В обоих случая это новое видение разделил рынок, что позволило безо всякой бюрократии и «принуждения» к инновациям «поднять» деньги.

Почему Элон Mask оказался успешнее и убедительнее множества других? Дело не в том, что он умнее других – дело в самом рынке, который, несмотря на его ветреность или волатильность, в отличие от корпораций не так «жаден» и нацелен не на прибыль, а ее производную по времени – скорость. Рынок может быть обманут – и даже «сам обманываться рад» — в своей любви к быстрым изменениям. Это несомненно используется множеством PR-менеджеров, которые часто вместо реального дела «подсовывают» жаждущему перемен рынку красиво «завернутую» пустышку – и тем самым часто срывают рыночный тренд – как было с трендом биржи NASDAQ, рухнувшим в после аферы тысячелетия на стыке 90-х и нулевых годов. Однако имитация бурной деятельности (ИБД) как правило быстро «раскусывается» рынком – он быстро «взрослеет» и учится бороться со своей неутолимой жаждой открытий и перемен.

В своем выступлении на форсайт-сессии, посвященной долине МГУ Евгений Кузнецов (вице-президент РВК) размышляет как PR-менеджер – по сути он предлагает «продавать университет» с помощью такого хода (информационного повода) как создание «новой» долины, опираясь при этом на соотечественников, которым неуютно во второстепенных университетах Запада.

Надо сказать, что изрядно набившие оскомину читателям разговоры про экосистему инноваций, отличаются тем, что сами менеджеры ничего не знают про экосистемы, кроме самого слова. Поэтому хотя бы на страницах экологического издания надо обратить внимание, что именно скорость развития – это то качество, которое экосистема больше всего стремиться сохранить. Шведский исследователь — Dr. Paul D. Haemig, даже предложил даже назвать экспоненциальный рост популяций базовым принципом экологии — законом Мальтуса*.

Так вот если долина предложит приемлемое для всех пространство развития, то популяция проектов инновационной экосистемы будет неуклонно расти – как это произошло с проектом «София-Антиполис», выросшим из коротких штанишек университета, когда проект стал ему тесен. И поможет здесь не ИБД, а реальные шаги, направленные на реально интересующие рынок проблемы.

Какие это проблемы? Доминик Фаш, обратил внимание на экологию и COP21. Но дело здесь вовсе не в информационном поводе, а надежде – на то, что «территория будущего» будет расширяться для нас и для будущих поколений, а не съежится как «шагреневая кожа» континентов, атакуемых повышением уровня моря и толпами беженцев. Именно необъятная «территория будущего» видится за тем, что находят люди в «зеленых технологиях», которые так или иначе смогут противостоять изменениям климата. Очевидно, что вектор «зеленого» развития и шлейф высоких технологий, обеспечивающих движение в эту сторону способны отстоять природу планеты от полной деградации, от глобальной остановки и апокалиптический борьбы за сжимающиеся ресурсы, которое рисуют многие проповедники «экологического Апокалипсиса».

Напомним в этой связи историю российской фирмы OCSiAl (http://ocsial.ru/ru/) у которой в «активе» была всего лишь тонна нанотрубок, однако в перспективе новых углеродных материалов — «карбонового будущего», нарисованной Юрием Коропачинским, именно в терминах устойчивого развития, рынок увидел возможности роста – IPO прошло успешно! Сегодня след этой фирмы уже теряется далеко на Западе, где строятся три новых завода, тогда как Россия остается «родиной слонов».

Как будет «поднимать» деньги долина МГУ – из стабфонда, пытаясь «освоить» китайскую модель, которую мы для себя так «не выбрали» на развилке 80-х и 90-х годов прошлого века, а сегодня вскакиваем на подножку «проходящего поезда», или опираясь на рынок – пока не ясно. В тоже время российский рынок недвижимости уже не так незыблем как ранее, а российского рынка высоких технологий не существует. Поэтому долина МГУ – может быть состоится как строительный проект, но «расшарит» ли он для нас «пространство будущего» — совершенно неочевидно. Очевидно другое – пути в это пространство искать надо, и если есть такое «окно в будущее» как долина МГУ – надо вложить в нее весь доступный творческий потенциал России. И для этого информационное измерение долины, о котором говорил Миловидов, должно начать существовать уже сегодня, сейчас – чтобы ее виртуальное пространство росло быстрее физического.

*Принцип — это «научный закон, который является в высшей степени обобщенным или фундаментальным и из которого выводятся другие законы». В базовый принцип экологии предлагается ввести закон Мальтуса. Согласно этому закону, когда уровень рождаемости и смертности остается постоянным, популяция будет расти (или уменьшаться) экспоненциально. Таким образом, этот закон описывает, как растут или уменьшаются популяции, когда больше ничего не происходит. Он «описывает естественное состояние популяций — как они ведут себя в отсутствие каких-либо внешних факторов»

долина МГУ 

06.11.2015, 4505 просмотров.