Природа как личность

Природа как личность

Ю.В. Чайковский, эволюционист и историк науки

Желание написать эту заметку появилось, когда я узнал, что в Конституции Эквадора 2008 года природа заявлена как имеющая гражданские права (глава 7: «Права природы» и несколько статей в других главах). Там

«Прослеживается тенденция очеловечивания природы, которая впервые в мировой конституционной практике наделяется собственными конституционными правами. Природа или „Пача Мама“[1] имеет право на всеобщее уважение, поддержку и регенерацию своих жизненных циклов, структуры, функций и процессов эволюции (ст. 71)» [Мартынова, 2009, с. 72].

Разумеется, вся такая романтика очень далека от реального состояния дел. В то же время польза ее несомненна – не только как «заявление о намерениях», но и как основание природоохранной политики: в Эквадоре случился даже запрет важной нефтеразработки как несовместимой с правами местных жителей.

Рафаэль Корреа. На рубахе рисунок в стиле кечуа

Увы, прыгнуть в светлое будущее не удалось, и вдохновитель этой Конституции, бывший президент Рафаэль Корреа, бежал из страны и служит на московском телевидении, а его бывший друг, нынешний президент Ленин Морено, повернул чуть ли не всё назад, но тоже не преуспел и сейчас покинул столицу. Всё равно новизна Конституции прелюбопытна. Очеловечение природы видится мне куда более разумным, нежели древнее ее обожествление, последующее к ней равнодушие и нынешнее ее попрание.

Слово природа (φύσις) в интересующем нас смысле впервые (в европейской традиции) применил поэт-земледелец Гесиод, младший современник Гомера, сказав:

«высший творец мира … …преобразовал хаос в начатки природы» [Гесиод, 2001, фрагмент 355].

Мысль дошла до нас в позднеантичном пересказе, зато смысл ее вполне современен: мы до сих пор рассматриваем космогонию в смысле упорядочения первоначального хаоса (это слово означало у греков не только общий беспорядок, но и пустое пространство), лишь усложняя предполагаемую процедуру.

А первое употребление слова «природа» в интересующем нас смысле, дошедшее в подлиннике, – это заглавие книги Анаксимандра (как бы наставник Пифагора) «О природе» (Пερὶ ϕύσεως), написанной лет через сто после Гесиода. Книга Анаксимандра дошла тоже в пересказах, из которых видно, что природа понимается и как Космос, и как Земля, и как всё, что на ней, притом понимается в развитии. Нет еще ее обожествления, однако уже есть некое ее особое свойство – апейрон. Согласно нынешнему физику Карло Ровелли [Rovelli, 2009], «центральная интуиция» Анаксимандра состояла в том, что для объяснения сложности мира полезно вообразить существование чего-то  иного, ненаблюдаемого, что и названо словом апейрон. От этой интуиции, по Ровелли, пошли все будущие физические абстракции – и атомы Демокрита, и даже нынешние кварки.

Что касается обожествления природы, то оно обычно во всех ранних культурах, но по частям: разные божества отвечали за разные свойства и процессы в природе. Был и верховный бог, но он не претендовал быть самою природой. Наоборот, со временем он, например, Зевс, отодвигая других богов на задний план общественного сознания, всё более обращался в повелителя природы.

Обожествление природы как целого, насколько знаю, впервые в европейской традиции произвел Ксенофан, старший современник Пифагора, основатель Элейской философской школы.

Элея (в Южной Италии) никогда не была известна ни хозяйственно, ни политически, зато прославилась философами, первым из которых как раз и стал Ксенофан. Если бы, говорил он, быки или львы могли рисовать, они изображали бы своих богов похожими на быков и львов. Сам он мыслил себе Бога единым, пронизывающим природу, т.е. стал творцом религиозного течения, именуемого пантеизм.

Разумеется, Бог, разлитый в природе, ни сам произойти, ни сотворить природу не мог: оба мыслились вечными. Обожествляя природу, пантеизм отрицал и весь пантеон тогдашних богов (в этом смысле он стал предтечей монотеизма, воцарившегося в поздней Античности и господствующего в нынешних религиях), и единого Бога, понимаемого как личность. Пантеизм не признавал личностью и природу.

И если у Сократа и Платона еще фигурирует Зевс, то у Аристотеля царит просто Бог (отчего христианство и признало Аристотеля своим философом). Природа, тем самым, рассматривалась (вместе с людьми) как его царство, его владение, но не как божество. Выражение «царь небесный» было понято буквально: Бог мыслился в человеческом облике и на троне, так что осмеянный когда-то  Ксенофаном облик старца на троне восторжествовал. Странно: ведь наличие пищеварения и размножения у Бога отрицается. Ничего, всякая религия противоречива, что не мешает пастве ее исповедовать.

Однако развитие космологии вызвало к жизни новый вопрос: где Бог может пребывать? Наивный ответ «космонавты летали, Бога не видали, значит, его и нет» не может устроить серьезных людей, но и прежний Бог, восседающий на облаке, больше не устраивает, пожалуй, никого. Пребывает ли он близ Земли или невесть где?

Далее, он у землян свой или он един для всех планет, звёзд и галактик? А как Христос? Он что, приходил спасать население одной из пылинок в одной из галактик? Или он приходил в каждую обитаемую? Если в каждую или хотя бы в некоторые, то встает совсем непотребный вопрос: с тем же успехом или там выходило получше?

Если Бог у землян свой, то он – лишь представитель (наместник) кого-то или чего-то  высшего, и тогда мы заново признаём древнее многобожие, а если един для всей Вселенной, то он присутствует сразу во всех галактиках, и мы приходим к новому варианту пантеизма. Словом, пантеизм не мог не возродиться.

Лавлок в лаборатории. Техас, 1962 год

В дни пандемии наиболее интересен пантеизм в той форме, какую предложил 40 лет назад английский физик и натурфилософ Джеймс Лавлок [Lovelock, 1979]. Он обратил внимание на то, что не только кислород, но и  азот атмосферы находится в неестественном состоянии (он давно должен бы перейти в нитраты океанов). Для Лавлока очевидно, что человечество – лишь один из органов единого земного организма, которому он дал имя греческой богини Геи. Он заявил, что Гея может, если станет опасно для нее самой, себе этот орган ампутировать, т.е. уничтожить человечество. Словом, Лавлок увидал природу как личность.

Это выглядит забавно, но здравая мысль тут есть: пора перестать глядеть на природу как на сцену для разыгрываемого нами спектакля, пора понять, что человечество – лишь один из актёров, которому, быть может, вскоре предстоит сойти со сцены.

Вспомним идею В.И. Вернадского: эволюция для него тоже была сменой актёров (видов) на постоянной сцене (биосфере), по сути не меняющейся миллиарды лет, несмотря на смену актёров. Для человека Вернадский делал исключение – предполагал, что человечество создаст для себя новую земную оболочку – ноосферу (сферу разума, термин ввел П. Тейяр-де Шарден в 1927 г.), «натянутую» на биосферу, и этим сделает себя таким же вечным, как биосфера. Это уже религия.

По-моему, он ошибался: человечество не создает ноосферу, а рушит биосферу, так что «натягивать» желанную новую оболочку (ноосферу) скоро будет просто не на что. Да и биосфера, как мы теперь знаем, не раз изменяла и свой размер, и облик. А вокруг себя мы видим ее катастрофически быстро меняющейся. По-моему, давно пора понять, что это тоже – эволюция, притом более актуальная, чем преподаваемое всем воображаемое «происхождение видов».

Какие черты составной организм может иметь, а какие нет? Сначала Лавлок наделял его даром предвидения – в ожидании будущих бед «Гея» якобы устроила на своей поверхности подходящие слои (атмосферу, гидросферу и биосферу), подобно тому, как человек одевает себя одеждой:

«Гипотеза Геи постулирует, что физические условия на поверхности Земли, в атмосфере и океане – как прежние, так и нынешние, активно созданы жизнью самой для себя… Это противоположно обычным представлениям, по которым жизнь приспособилась к условиям планеты и они произошли своими отдельным путями» [Lovelock, 1979, c. 152].

Лавлок в 85 лет и Гея

фото 2005 года

Но затем, под воздействием критики, ослабил ее предполагаемые возможности, сведя их к способности поддерживать ее собственный гомеостаз. Организмом считается уже не планета, а биосфера. Человечество противостоит Гее, и она чуть ли не готова к ампутации этого больного органа; во всяком случае, Лавлок уверен, что она переживет «ядерную зиму», как больной – ампутацию [Lovelock, 1989, с. 171-177].

Идея Геи была довольно широко признана [Westbroek, 1997; Хаин, 2007], затем надолго забыта, а теперь вновь возвращается в научный оборот. Дело в том, что в 90-е и нулевые годы Лавлок предсказывал скорое катастрофическое потепление, каковое мы теперь и наблюдаем. Его не слушали как маргинала, а он оказался более чем прав.

Он шокировал общество, заявляя, что спасать планету уже поздно, что надежды на спасение путем перехода на сберегающие технологии иллюзорны и что до конца столетия 80% населения погибнет.

Однако ныне позиция его снова сильно изменилась: в сентябре 2016 года, беседуя с журналисткой Деккой Эйткенхед (Decca Aitkenhead, газета «Гардиан»), Лавлок заявил, что «немного повзрослел» и теперь более оптимистичен. Углекислый газ накапливается не так быстро, как он предполагал, и неотвратимая катастрофа отодвигается.

Вопросы ограничения сжигания топлив его мало занимают, поскольку

«достаточно извержения одного крупного вулкана, и все наши модели, как и всё остальное, будут сброшены с доски».

Над «зелеными» он посмеивается:

«я боюсь, что человеческая природа как таковая склонна всё преувеличивать непомерно, и что зеленые действуют скорее прискорбно, чем разумно»).

Он свысока полагает зеленое движение новой религией, а не реальной программой, и тут мы с ним решительно расходимся.

Да, это нарождающаяся религия, и в ней видна единственная на сегодня надежда на общее спасение, пусть и слабая. Никакое общественное движение невозможно без своей религии, и с этим приходится мириться. Надо только понимать, что масса активистов всегда мыслит примитивно, что поэтому мысль, препарированную для них и для властей, не следует путать с реальной стратегией спасения, принимаемой учеными и предлагаемой ими технократам для реализации.

Как пример Лавлок привел протесты зеленых против ядерной энергетики в пользу солнечных батарей. Конечно, если бы покрыть батареями Сахару, это обеспечило бы Европу лет на 200-300, вплоть до исчерпания источников урана и тория. Однако, по Лавлоку, «террористам было бы так легко всё испортить…, поэтому на сегодня ядерная энергия – единственный жизнеспособный вариант».

Вот обычная подмена поиска истины доводами в свою пользу. Ведь испорченное поле солнечных батарей будет восстановлено без ущерба для цивилизации, чего никак не скажешь про последствия от взрыва АЭС.

*   *   *

Но вернемся к природе как личности. Лавлок больше, насколько знаю, этой позиции не отстаивает, ограничиваясь пониманием биосферы как саморегулирующейся системы. С материалистической позиции так и следует поступать, однако откуда саморегуляция взялась, да еще миллиарды лет успешно держится, одна-единственная? Без всякого сознания? Материализм таких вопросов не ставит.

Лавлок верно заметил, что одного вулкана хватит, чтобы ввергнуть человечество в катастрофу, а что же будет, если тот взорвется в момент, когда человечество катится в иную катастрофу, например, в пандемию? А если оно поражено еще и наложением кризисов политических, социальных и экономических? Когда несколько катастроф сошлось в одно время, то можно, конечно, сослаться на совпадение, но от этого не будет легче – что делать, непонятно.

Не лучше ли вспомнить ту мысль, что природа – личность?

Пусть те, кто уверен, что этого не может быть, немного помолчат. Всякий, думаю, испытал сам или видел на близких, как люди, не верящие ни в какое «суеверие», меняют свою позицию радикально, попав в отчаянную беду. В ход неожиданно идут не только приемы отвергаемой еще вчера медицины, но и все виды гадания, а затем и ворожбы. До прежних ли философских устоев, когда беда отчаянна?

Если природа безлика, то ничего поделать нельзя, остается только повторять прежние действия, пусть по большому счету бесполезные (типа медицинских масок или политических заявлений) и даже гибельные (карантин или карикатуры на Пророка), зато «понятные». Если же она личность, то с нею надо учиться общаться.

Как? Да это с глубокой древности известно. Встречаясь с иной цивилизацией, люди выкладывали что-то  своё и отходили в сторонку, а потом возвращались и оценивали результат. Если выложенное взято, а взамен что-то  положено, то обмен состоялся, а контакт был подтвержден. Это – немой торг.

Немой торг с природой «коронавирусной» весной 2020 года был начат: человечество впервые как целое ослабило гнёт на биосферу, и та мигом откликнулась, тоже как целое, – воздух и вода очистились, а по городам разных стран пошли гулять дикие звери, притом даже весьма пугливые. Таким образом контакт был подтвержден.

Однако, несмотря на это, едва хворь ослабла, люди вернулись к своему убийственному «бизнес, как обычно», те наплевали на подтверждение контакта с природой. Ответка от биосферы не заставила себя ждать: не только  медицинские, но и социальные, политические (включая военные), климатические и даже геологические беды обрушились на Землю осенью 2020 года все вместе.

Ход за людьми, и неплохо бы вспомнить не только раннего Лавлока, но и Конституцию Эквадора, пусть и наивную.

Литература

Гесиод. Полное собрание текстов. М., Лабиринт, 2001. 256 с.

Мартынова М. Ю. Новая Конституция Эквадора… // Право и управление. XXI век, 2009, №   2, с. 69-80.

Хаин В. Е. Взаимодействие атмосферы, биосферы и литосферы – важнейший процесс в развитии Земли // Вестник РАН, 2007, №   9.

Lovelock J. E. Gaia: A new look of life on Earth (Oxford Univ. Press, 1979), with a new pref. a. corr., Repr. Oxford — N.Y, Oxford Univ. press, 1995. XVIII+ 148 с.

Lovelock J. E. The ages of Gaja. Oxford Univ. Press, 1989. 278 c.

Rovelli C. Anaximandre de Milet ou la naissance de la pensée scientifique. Paris, Dunod, 2009. 186 c.

Westbroek P. La Terre est-t-elle un superorganisme? // La Recherche, 1997, №   295.

Общество,  воздух.,  Вернадский В.И.,  биосфера 

21.10.2020, 1387 просмотров.